«А» и ничего больше.
Хмыкнул.
Посмотрел на печать.
Там стояла такая же литера. Лаконичная и без украшательств.
Король поднял глаза на своего министра иностранных дел. Уже успевшего себя проявить с самой лучшей стороны.
— Что внутри?
— Не знаю, сир, — соврал Кольбер с максимально невозмутимым лицом.
Король прищурился, силясь распознать эмоции собеседника. Но тщетно. Тот умел слишком очень хорошо контролировать себя.
— И ты вручаешь мне письмо с непонятным содержанием? Да еще и отвлекая от важных дел?
— Ваше величество, человек, который его мне передал, сумел меня заинтриговать.
— Значит ты знаешь, что внутри?
— Догадываюсь. Но я не хочу высказывать своего мнения, чтобы не обнадежить ваше величество. Одно могу сказать — вас это должно заинтересовать.
Людовик немного помедлил.
Наконец, преодолев определенные сомнения, он сломал печать, вскрыл конверт и достал письмо. Написанное, кстати, на еще более дорогой бумаге с золотым тиснение. Таким же лаконичным, как и печать с подписью. Выглядело весьма дорого, но скромно. Крайне непривычно, но интересно.
Вновь хмыкнув, он начал читать.
Формальную «шапку вежливости» он просто пропустил. А вот дальше…
'…Мне стало известно о ваших планах снарядить армию для Джеймса Стюарта и переправить ее в Шотландию. Это очень сильный ход, особенно сейчас, когда английская армия на материке разбита и слаба как никогда. Однако шаг крайне рискованный. Флот Англии не разбит и снабжение этой армии в любой момент может быть прервано. Что, в свою очередь, повлечет за собой ее верное поражение. Обстановка в Шотландии неопределенная. Надеяться на местную лояльность нет оснований. Во всяком случае, пока шотландцы не уверятся в успехе дела. Так что, если англичане станут действовать решительно, Стюарт практически наверняка потерпит поражение.
Посему, я рискну посоветовать вашему величеству направить Джеймса с армией сначала в Ирландию. И закрепившись там, уверившись в готовности шотландцев, предпринять атаку уже оттуда. Благо, что из Ирландии в Шотландию, войска перевозить можно едва ли не на плотах. Армию же для этого похода набирать среди бретонцев. И непременно католиков.
Ирландцы ненавидят англичан. Отчаянной, черной ненавистью. Прекрасно помня о том, как с ними обошлись протестанты, ведомые Кромвелем совсем недавно. Эти людоеды и мясники убили трех ирландцев из четырех каких-то полвека назад. И сейчас старательно ссылают в колонии Нового света оставшихся честных католиков, где обращают в рабство. Да, они стыдливо это оформляют как временное закабаление, но кроме лживой обертки между этими состояниями нет никакого отличия. Потому как до освобождения такие ирландцы обычно не доживают. Англичане сделали достаточно дел, чтобы любой честный ирландец желал им смерти и только смерти. А потому они охотно поддержат Джеймса — выходца из кельтов и католика. Особенно если их освобождать явятся такие же, как и они природные кельты — бретонцы. Единство веры и происхождения во благо общего дела сыграют добрую службу.
Даже если боевые действия затянутся, у англичан станет гореть земля под ногами. Каждый крестьянин будет считать за счастье пырнуть их вилами или ударить дубинкой. Да и вашему флоту будет легче оказывать этой армии содействие. А потому успех этой экспедиции многократно выше, чем такой же, но произведенной сразу в Шотландию.
Успех в Ирландии воодушевит шотландцев. И к горным кланам пиктов присоединятся равнинные скоты. Которых Джеймсу останется только возглавить. К тому же, приняв под свою руку ирландцев, Стюарт лишит Англию самой удобной кормовой базы. Свои же поля они в основном отдали под пастбища, а разорившихся крестьян выслали в колонии или загнали на мануфактуры. Так что, если присовокупить к этому активные действия французского флота по перехвату торговцев, можно будет обречь Англию на голодные бунты черни.
В комплексе эти меры вероятно приведут к тому, что пастбища распашут, овец забьют, а горожане окажутся вынуждены покинуть города, вернувшись в села. Ведь землю потребуется кому-то пахать. Отчего, лишившись сырья и дешевой рабочей силы крайне ослабнут английские мануфактуры. Что, в свою очередь ударит по английской «треугольной торговле», ведь вести в Африку им будет нечего, дабы купить рабов и выгодно продать их в Новом свете. Что в конечном итоге совершенно разрушит их флот. Не сразу. Но если вдумчиво работать в этом направлении и дальше, то безусловно. Для Франции же это станет большим облегчением.
Также я бы предостерег ваше величество от вручения Джеймсу Стюарту короны не только Ирландии и Шотландии, но и Англии. Любой здравомыслящий человек, после соединения корон, при первом удобном случае вернется к политике в интересах объединенных британских островов — Великобритании. А она враждебна Франции по своей естественной природе. Вернув кормовую базу в Ирландии, он возобновить работу мануфактур и вдохнет новую жизнь во флот…
Самым замечательным исходом окажется ситуация, при которой Англия останется за протестантами, а Шотландия и Ирландия отпадет в руки честного католика. Как говорили древние — divide et impera[1]. Так что вам или вашим наследникам останется только оказывать помощь слабейшему и не позволять никому из них победить. То есть, всячески противодействовать объединению британских островов под одной короной. В идеале бы их разделить на три независимые державы, но как Шотландия, так и Ирландия слишком слабы чтобы противостояния один на один Англии. Из-за чего велик риск у последней преуспеть и вновь собрать их под свою руку. Саму же Англию расколоть на два-три осколка задача нетривиальная. Даже Уэльс отколоть скорее всего не получится. Слишком он прижился внутри этого государства.
Также до меня дошли слухи, что ваше величество ведет переговоры с Голландией, обещая им испанские Нидерланды за переход на его сторону в этой войне. Это отличное решение! Англия и Голландия естественные враги, которые лишь происками Лукавого оказались в руках одного правителя. Да и то, видимо, ненадолго. Они не смогут существовать на равных хоть сколь-либо долгое время. Вон — уже три войны за первенство отгремели между ними. И рано или поздно одна из этих держав усилится настолько, что подчинит вторую прямо или косвенно. Пока к этому идет Англия. Что крайне опасно. Для Франции в первую очередь, так как в перспективе превратит Англию в настоящую царицу морей с поистине огромным, просто прямо-таки чудовищным флотом, способным лишить Францию связи с ее заморскими владениями, а также всяческой торговли. Последствия чего, полагаю, вы лучше меня понимаете.
Да, Голландия ненадежный союзник. Но у вашего величества отличная армия. Лучшая в Европе! Поэтому вам выгоднее позволить усилиться Голландии, которую всегда, при случае, можно поколотить и ограбить. Ведь она не отделена от вас рвом Ла-Манша.
Прошу простить мою навязчивость, но я глубоко импонирую вашему величеству и не мог не высказаться.
С уважением, «А»
Если ваше величество не затруднит, я хотел попросить вас оказать содействия в прояснении судьбы Анны Русской[2]. Французской королевы, прибывшей в XI веке из России.'
Король закончил чтение и поднял взгляд на Кольбера.
Удивленный.
Сильно удивленный.
Впрочем, его брови взлетели ввысь уже с первых строк.
— От кого это письмо?
— От принца Алекса из России.
— Россия?
— Несколько лет назад их король приезжал в Голландию, а потом и в Англию.
— А… эти варвары… — покивал Людовик XIV. — Я слышал их король подрабатывал на голландской верфи плотником.
— Он учился строить корабли.
— Да-да. Очень интересно. А он пробовал править? Или он предпочитает бегать за своими подданными делая их дела? Землю крестьянам он тоже лично пашет? Впрочем, не важно. Судя по вашему лицу, я могу биться о заклад — вы знали, что внутри.
— Догадывался сир, — невозмутимо соврал Кольбер, отчего Людовик демонстративно фыркнул, показывая свое отношение к этой лжи.
Но Жан-Батист стоял на своем. О своей переписке с Алексеем он вообще не распространялся.
— Про эту Анну Русскую вы что-то слышали?
— В монастыре Святого Викентия в Санлиссе стоит ей памятник. Говорят, она этот монастырь и основала. И там действительно написано, что она королева Франции. Более ничего мне не известно.
— Вот как? Это не выдумка?
— Такая королева была.
— Хм… интересно. А этот Алекс. Что он за человек?
— Юн. Ему одиннадцать лет.
— Сколько? — удивился Людовик.
Перевел взгляд на письмо, а потом снова на Жан-Батиста. Потом опять на письмо.
